«Мы о том, чего сказать нельзя» Д.А. Пригов

​

31го октября на дизайн-заводе Флакон состоялся показ и обсуждение нового фильма художников Дмитрия Венкова и Антонины Баевер «Словно солнце», показанный ранее в рамках триеннале современного искусства в Бергене.

​

Дмитрий Макаров (организатор кинопоказа): Дмитрий, вы позиционируете себя как художника, но при этом снимаете фильмы. Расскажите, пожалуйста, в чем разница между кинорежиссером и художником, снимающим кино?

Дмитрий Венков: В современном искусстве есть возможность бо́льшего контроля над своим произведением. Обычно художник сочетает в себе сразу несколько функций, но самое главное – он всегда является автором идеи. То есть художник в принципе не реализует чужие идеи. Есть возможность соавторства, но это другое. В этом, наверное, одно из главных отличий. Часто разные функции по реализации идеи художник аккумулирует или делегирует в соответствии с этой идеей, но художника-экранизатора быть не может.

​

Дмитрий Макаров: Да, но почему именно кино? Ведь, исходя из вашей концепции, вы могли бы выбрать любую другую форму.

​

Дмитрий Венков: Это, наверное, связано с моей тенденцией движения в сторону текста. Мне кажется, что фильм является наиболее адекватным медиумом для текстуальных высказываний на сегодняшний день. Плюс ко всему, сейчас визуальность – это настолько всеобъемлющий, универсальный модуль нашего существования, что текстовое высказывание, облаченное в визуальную форму – это, наверное, кратчайший путь от текста к зрителю.

​

Дмитрий Макаров: То есть визуальный образ – это самая простая единица восприятия информации? Мало кто читает, все в основном смотрят.

​

Дмитрий Венков: Это вопрос того, к чему сейчас приковано внимание. А так как мы в принципе погружены в очень мощную визуальную среду, то любое текстовое высказывание усиливается с помощью визуальности.

​

Дмитрий Макаров: То есть лет пятьдесят-шестьдесят назад, вы бы скорее писали книги, чем снимали фильмы? Вам важно рассказать историю или важнее высказаться? По сути дела фильмы сегодня заменили рассказы, а сериалы – романы.

​

Дмитрий Венков: Я стараюсь не рассказывать истории, а скорее говорить о каких-то идеях.

​

Дмитрий Макаров: О чем же ваш новый фильм «Словно солнце»?

​

Дмитрий Венков: Я могу рассказать предысторию создания этого фильма, в каком контексте он появился. Фильм был снят для "Бергенской ассамблеи" – это триеннале современного искусства, которая проходила в сентябре этого года в Норвежском городе Берген. Меня пригласили российские кураторы Екатерина Деготь и Давид Рифф. Примерно год назад Екатерина и Давид рассказали мне о множестве художественных институций Бергена, существующих на государственные деньги, в которых ведутся различного рода художественные исследования, так называемые «artistic research». Они задумались над тем, что такое вообще художественные исследования, как эти исследования отличаются от, например, научных исследований, но чем больше они узнавали об институциях Бергена, тем больше все это напоминало какой-то роман: такие странные персонажи, которые занимаются какими-то непрозрачными исследованиями, не имеющими никакого практического применения. И в какой-то момент кураторы поняли, что этот роман уже написан, и называется он «Понедельник начинается в субботу».

​

Дмитрий Макаров: Я надеюсь, все помнят, что это роман братьев Стругацких?

​

Дмитрий Венков: Это такая сатира, утопия на тему советской бюрократии, научно-исследовательских институтов. Оттолкнувшись от этой идеи, они решили превратить Берген в своеобразное НИИЧАВО (Научно-исследовательский институт Чародейства и Волшебства у Стругацких) и предложили мне сделать работу, которая бы находилась в коммуникации с этой идеей. А так как в других моих фильмах есть разные псевдо-ученые, которые проводят квазинаучные исследования, в ответ я предложил идею фильма «Словно солнце», в котором создается новая культура из трех ингредиентов.

Дмитрий Макаров: Я так понимаю, что в фильме два слоя. Первый – простой, понятный сюжет, и второй слой – вот это большое культурологическое интересное вам исследование. И как раз в этом – существенная разница между режиссером, который снимает фильм, и художником, который снимает фильм. То есть, изначально вы затеваете некое исследование и для этого создаете сюжетную линию? Я могу ошибаться, это просто мое предположение.

Дмитрий Венков: Этот фильм построен не по принципу классической драматургии, где ключевую роль играют отношения, конфликты персонажей, развивающиеся по нарастающей схеме. Каждая из линий фильма – это исследование в определенной области знаний, в определенной области человеческого вопрошания (куда люди адресуют свои вопросы) – науке, искусстве и религии. Формально, три линии – это три типа киноповествования: документальное, игровое и что-то, тяготеющее к компьютерной игре. И герои фильма проходят такую...

​

Дмитрий Макаров: ...маленькую «Одиссею».

​

Дмитрий Венков: Что-то в этом духе: «Одиссея» или, например, «Хождение за три моря».

​

Дмитрий Макаров: К русскому первоисточнику...

​

Дмитрий Венков: Да. То есть герои совершают путешествие в разные концы света за этими самыми ингредиентами, которые, как нам кажется, лягут в основу новой культуры. В этом путешествии город Ауровиль на юге Индии – это тип социальной утопии, которую много раз пытались претворить в жизнь, это одна из самых интересных попыток построения общества, альтернативного капиталистическому, попытка некого духовного социализма. Ауровиль основан в 68-м году последователями Шри Ауробиндо (индийский философ-мистик).

​

Дмитрий Макаров: При просмотре фильма у меня возникло ощущение, что вы иронизируете. Это же не может быть частью жизненной философии...

​

Дмитрий Венков: Я бы сказал, это лежит за гранью иронии. Это такой театральный перформанс, который разыгрывается в общем для всего мира. Город-модель утопического устройства обычно мыслится как образец для подражания или как экспериментальная лаборатория, в которой должно появиться новое общество. Но в Ауровиле сделали следующий шаг: они решили, что в этом обществе должен появиться сверхчеловек.

​

Дмитрий Макаров: А второй замечательный архитектурный объект – пирамида с ботаническим садом внутри. Что это? Где это?

​

Дмитрий Венков: Это называется «Биосфера-2», она была задумана в те же 60-ые и построена в конце 80-х годов прошлого века в американском штате Аризона. Изначально это было местом эксперимента по выживанию человека в закрытой экологической системе. То есть, это такая модель внеземной станции, в которой люди должны заниматься переработкой ресурсов, выращиванием пищи и решением всяких психологических сложностей, возникающих из-за длительного совместного пребывания в закрытой среде. Такой эксперимент действительно состоялся, он длился два года с 91-го по 93-й. Но это место интересно еще и тем, что оно идеологически тоже вырастает из мечтаний хиппических 60-х, из научной фантастики, из идеи человека – творца искусственных живых миров.

​

Дмитрий Макаров: Мне показалось, что архитектура у вас получилась киногеничнее, чем люди...

​

Дмитрий Венков: Ну, как в научно-фантастических фильмах: декорации – тоже персонажи, со своей собственной линией...

​

Андрей Сильвестров: Позволю себе не согласиться. Эта троица как раз очень выразительна: Мата Хари, Джордж Клуни и Красная шапочка встречаются в едином порыве... Это круто.

​

Дмитрий Макаров: Дмитрий, а финал с появлением в небе второго солнца или другой планеты, как в «Меланхолии», он с самого начала задумывался? И сразу ли вы решили свести всех трех персонажей на молокозаводе?

​

Дмитрий Венков: Институт молочной промышленности был, конечно, изначально, потому что весь фильм основывается на этой встрече разных элементов, один из которых нематериальный – это чистое поведение, необходимых условий для ферментации молока, пропитанного социальной утопией, и закваски, которая несет в себе следы утопии научно-технической. Было необходимо ввести такой элемент человечности, так как два персонажа, проходящие через Ауровиль и Биосферу, выполняют функции носителей, они такие биороботы, а вот третий персонаж – человек, а точнее – территория борьбы за определение человечности в стремительно технологизирующемся мире. Восход второго солнца, начало которого мы можем наблюдать уже сейчас – это и есть рождение новой культуры будущего, которая будет больше и сильнее всей истории человечества, потому что с ее приходом изменится человеческая природа, чего раньше не происходило даже при самых революционных переменах.

​

Дмитрий Макаров: Но второе солнце ненастоящее? Ведь и фильм называется не «Солнце», а «Словно Солнце»...

​

Дмитрий Венков: Ну, конечно, ненастоящее.

​

Оксана Саркисян: Нельзя говорить настоящее или ненастоящее, это нечестно.

​

Дмитрий Макаров: А никто не обещал честных вопросов.

​

Оксана Саркисян: В этом фильме есть и религиозный аспект, и научный, и аспект русского космизма, и все это собрано в единое целое, и, конечно, второе солнце – это солнце ноосферы, той самой человеческой культуры, которая, возможно, действительно больше природы и сильнее ее. Нет, человеческая культура не может уничтожить природу, но она тоже реальность. Я не думаю, что здесь есть элемент иллюзии. Скорее наоборот, это немифическое отражение существующей реальности, реальности существования человека в ноосфере, которая состоит из разных, очень сложных, между собой сросшихся, синтетически производных культурных явлений.

​

Дмитрий Макаров: Дмитрий, вначале вы говорили про НИИЧАВО, про братьев Стругацких, насколько связано произведение Стругацких и ваш фильм?

​

Дмитрий Венков: В фильме есть какие-то структурные отголоски романа Стругацких, но отправной точкой моих размышлений послужил скорее текст Дмитрия Александровича Пригова «Мы о том, чего сказать нельзя». В нем Пригов рассуждает о том, как может измениться культура, если изменятся антропологические константы, на которых она построена, такие как рождение, взросление и смерть. О том, как при изменении этих основ, на которых строится вся человеческая культура, будет восприниматься мир, и какой предстанет вся наша предшествующая культура ничего определенного сказать нельзя, но размышлять на эту тему очень интересно.